《у Гиллана лицо человека, который слишком много знает. он пахнет золотыми мыслями и путешествиями. в руках － "Живаго". спасает меня, кретин эдакий, как тогда, из-под колёс поезда. привычные pizdюli и привычные пряники.

моё лицо на его кровати эпохи Наполеона I смотритрится как футболка на еже. шутит во время просмотра "Американской истории Х" и мешает мне плакать. ублюдок》

рассталась пара обиженных смешных чижиков-детей, а встретились две поломанные жизнью мрази.

Альтист знает, что может вить из меня верёвки своими музыкальными пальцами. но почему-то не стал.

－ я не могу говорить с кем-то так свободно и открыто. я конченный: всё это время разводил баб, трахал их, а потом посылал. а ведь они бегали за мной, чего-то хотели. мне было плевать. любви не было ни с кем.
－ а с кем же тогда была?
－ с тобой. с тобой была любовь.

добилась. вытянула. но услышала.

расстояние его пугает, потому что однажды мы через это уже не прошли. хочет свободы, хотя куда уже больше. здорово, наверное, приезжать в Новороссийск, спать там с девицами, а потом возвращаться ко мне за дозой искренности.
росли потому что вместе. во всех смыслах. а ведь полтора года прошло.

－ расскажи мне что-нибудь о себе, чего я не знаю.
－ да чёрт его. без понятия вообще, чего ты можешь не знать.

готова принимать все его загоны, слушать сотый раз одни и те же чаконы. верить в него хочу. как бы иам ни было. но мы сами всё сломаем своими руками.
раньше обижалась на его мудацкое поведение, а теперь сама стала такой и поняла.

обожаю возвращаться в тёмный дом одна в два часа ночи, перелезать через забор, адски мёрзнуть во сне три часа, а потом просыпаться с похмельем в пять.

искусство порождают страдания

год назад я украла две сожжённые спички из тёминого кармана. не знаю, зачем.

я говорила себе, что однажды настанет момент, когда уйдут все. только когда это случилось, я даже не заметила.

повелась на красивые руки и музыку. вот дурочка.

мы гуляли по берегу, небо было затянуто тяжелыми серыми тучами, влажный песок пружинил под ногами. чайки кружили у самой воды, не издавая ни звука. я считала корабли на горизонте, барни безуспешно строил серьезное лицо.
мертвый дельфин. он лежал на боку у самой кромки воды, его гладили волны, мелкие ракушки прилипли к резиновой коже. необыкновенной силы зрелище, предвестие апокалипсиса.
небо темнело, а мы молча смотрели на его маленькое влажное тельце.

пару дней назад я сидела на залитой солнцем городской площади. приятный ветерок ласкал обнаженные руки, дети пугали голубей, мальчишки мчались на скейтах, стайки девушек фотогоафировались на фоне фонтана.

ночью накануне максим сорвался на истерический крик, порвав все, что было соткано за все это время для нас двоих. я любила того, кого сама же придумала, кого-то, кто выше, сильнее, мудрее меня. я лежала в высокой траве, пьяная, тушила о собственную кожу окурки и чувствовала себя бестелесным ничем.

на соседней лавочке расположилась молодая семья с большим голубоглазым хаски. мать извлекла из упаковки мороженое, и пёс с удовольствием откусил половину порции. я восторженно улыбалась этой невероятно забавной и милой картине и думала, что это вовсе не смертельно, что я живу, впереди выходные, 18 дней до последнего звонка.

я без тебя продолжу путь. у меня будет лето.

－ здесь очень спокойные ночи. только поезда шумят.

дым и звезды на дне двора, мягкая кровать, розовый халат, футболка наизнанку.
мне тепло.

мы оба знаем, что ваня не спит. почти три часа ночи, а мне кажется, что утро никогда не наступит.
в голове ветер, аффинаж и уют неопрятной комнаты.

ребят, я так люблю этот город

после каждой встречи с барни нахожу в карманах леденцы

сегодня почти незнакомый человек подарил мне дорогую книгу, над которой я несколько месяцев вздыхала в магазине, напоил кофе, дал номер редактора и вдохновил на деятельность
вчера барни приехал, привез шоколадку и пачку сигарет, посидел со мной у берега моря, пощекотал и оградил от всего, что меня беспокоило
на неделе оля обнимала меня как никто не умеет, уверяла, что все сложится хорошо, пыталась накормить и дала почувствовать себя нужной

а я сейчас накрываю голову руками и хочу рыдать, потому что мой парень поглощен вечным самоанализом и говорит, что не боится расставания

каждые две минуты мы делаем больше фотографий, чем делали люди на протяжении всего девятнадцатого века

лёля подарила мне все фото, сделанные （со）мной, которые нашла, в распечатанном виде. их так много, что можно заклеить все стены в доме. как только появится подходящий дом, этим и займусь

лучшее, что для меня делали

проснулась от церковных песнопений из телевизора, как будто воскресла

- извини, можно я тебя сфотографирую?
- эм, зачем?
- потому что ты красивая

(а другими в 18-20 и не бывают)

с появлением камеры я стала замечать больше красивого.
красивые люди, красивые дома, плиточка на дороге, худые уличные коты, облупившиеся заборчики, цветущие абрикосы, забытые на столике бутылки, огни фонарей, разноцветные пирожные в витрине, яркие вывески

я слишком люблю смотреть на этот мир, чтобы покинуть его ближайшим рейсом с высотки до козырька подъезда

лучше закурю и сфотографирую вид

- о, явление христа народу! (с) препод по вождению после моего появления в аудитории

если что-то пойдет не так, всегда можно убежать в севастополь, работать в какой-нибудь кофейне, покупать по субботам redrum в бургерной, завтракать каждый день в разных местах, фотографировать, ходить в тот театр и ездить автостопом в ялту, петь песни на набережной, теряться в лабиринтах узких улиц и любить жизнь.

и я, черт возьми, буду писать. плевала я на всех. я продолжу переводить бумагу с чернилами, умирать над открытой страницей ворда и буду работать в журнале. в краснодаре.

я буду поднимать себя с кровати сама, заваривать себе кофе сама, следить за собой и очень стараться и я все смогу.

сижу на кухне съемной квартиры в кромешной темноте и напиваюсь. жду, когда за высотками покажутся первые лучи.
я не видела кира с января. он пишет мне что-то чертовски простое, но успокаивающее и вдохновляющее на правильные решения. такой далекий, такой близкий. с ним приятно курилось, приятно ходилось под вьюгой. и кошку мокрую гладилось.
такие люди и есть чудо, потому что общение с ними не меняется.
потому что когда одних можно потрогать рукой, но они так чужды. а такие, как кир, живут за сотни километров, и так уютны.